Неточные совпадения
— Тонкая бестия, шельма этакий! схапал у невесты уж не одну тысячу, — а родные-то проведали, что он карман-то понабил, да и приступили; а он им: нет, батюшка и
матушка, как сын, я вас
готов уважать, а денег у меня для вас нет.
Дедушка молча встает с кресла и направляется в комнаты. Он страстно любит карты и
готов с утра до вечера играть «ни по чем».
Матушка, впрочем, этому очень рада, потому что иначе было бы очень трудно занять старика.
Павел доложил
матушке, что я
готов, и я в ее присутствии с честью выдержал свой первый экзамен.
Матушка осталась довольна, но затем последовал вопрос...
— А вот идет сюда
матушка с сестрами! — сказал Григорий Григорьевич, — следовательно, обед
готов. Пойдемте! — При сем он потащил Ивана Федоровича за руку в комнату, в которой стояла на столе водка и закуски.
— Хорошо,
матушка, я
готов: пожалуй, и отужинаю.
— Ради бога, — не мало, любезная Ольга! — я
готов тебя слушать целый день; не можешь вообразить, какая тоска завладела мной; брожу везде… не с кем слова молвить…
матушка хозяйничает, — … ради неба, говори, говори мне… брани меня,.. только не избегай!..
Филицата.
Готов,
матушка, давно
готов.
— Ну, — говорю, —
матушка, меня на это не подденешь. Все это хорошо вовремя и кстати, хорошо, когда эти влечения вытекают из чего-нибудь ясно сознанного, из признания видимых превосходств души и сердца, а это — что такое… в одну минуту увидел и
готов обрешетиться на всю жизнь.
— Сегодня не оченно много пели, — ответил Василий Борисыч. — Надо ж на прощанье попеть… Хоть
матушка Манефа меня и обидела, а все-таки я, поминаючи, каково ласково она приняла меня и всячески у себя в обители упокоила,
готов послужить ей, чем только могу.
— Ты молоденькая, глупенькая, ничего не понимаешь… Меня дома никогда не бывает… Ну, а они и пользуются. Надо быть умной, рассудительной! Надуют! А уж тогда я не выносу… Тогда я шабаш… Кончено! Тогда хоть и помирай ложись. За измену я… я,
матушка, всё
готов сделать. До смерти избить могу и… прогоню. Иди тогда к своим прохвостам.
Я понимал, что она сделала, и она мне казалась героинею — и притом такою искреннею, такою прекрасною, что я
готов был за нее умереть; а когда я перестал философствовать и сделался снова свидетелем разговора, который она вела с
матушкою, добрые чувства мои к ней еще более усилились.
Когда я был совсем
готов,
матушка позвала меня к себе — и, не трогаясь с места, сказала мне...